Но рассказ о двух везирях и Анисаль-Джалис не удивительнее повести о
купце и его детях», — продолжала Шахразада.
«А как это было?» — спросил Шахрияр.
И Шахразада сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что был в
древние времена и минувшие века и столетия один купец, у которого води-
лись деньги. Еще был у него сын, подобный луне в ночь полнолуния, крас-
норечивый языком, по имени Ганим ибн Айюб, порабощенный, похищенный лю-
бовью. А у Ганима была сестра по имени Фитна, единственная по красоте и
прелести. И их отец скончался и оставил им денег…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Тридцать девятая ночь
Когда же настала тридцать девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня,
о счастливый царь, что тог купец оставил им большое состояние и, между
прочим, сто тюков шелка, парчи и мешочков мускуса [69], и на этих тюках
было написано: «Это из того, что приготовлено для Багдада», — у купца
было намерение отправиться в Багдад. А когда его взял к себе Аллах вели-
кий и прошло некоторое время, его сын забрал эти тюки и поехал в Багдад.
Это было во времена халифа Харуна ар-Рашида. И сын простился со своей
матерью, близкими и согражданами перед тем, как уехать, и выехал, пола-
гаясь на Аллаха великого, и Аллах начертал ему благополучие, пока он не
достиг Багдада, и с ним было множество купцов. И он нанял себе красивый
дом и устлал его коврами и подушками и повесил в нем занавески и помес-
тил в доме эти тюки и мулов и верблюдов и сидел, пока не отдохнул, а
купцы и вельможи Багдада приветствовали его. А потом он взял узел, где
было десять отрезов дорогой материи, на которых была написана их цена, и
отправился на рынок. И купцы встретили его словами: «Добро пожаловать!»
— и приветствовали его и оказали почет и помогли ему спешиться и посади-
ли рядом со старостою рынка. Потом Ганим подал старосте узел, и тот раз-
вязал его и вынул куски материи, и староста рынка продал для него эти
отрезы. И Ганим нажил на каждый динар два таких же динара. Он обрадовал-
ся и стал продавать материи и обрезы, один за другим, и занимался этим
целый год.
А в начале следующего года он подошел к галерее [70], бывшей на рынке,
и увидел, что ворота ее заперты, и когда он спросил о причине этого, ему
сказали: «Один из купцов умер, и все купцы ушли, чтобы быть на его похо-
ронах. Не хочешь ли ты получить небесную награду, отправившись с ними?»
И Ганим отвечал: «Хорошо!» — и спросил о месте погребения. И ему указали
это место, и он совершил омовение и шел с купцами, пока они не достигли
места молитвы и не помолились об умершем, а потом все купцы пошли перед
носилками на кладбище, и Ганим последовал за ними в смущении.
А они вышли с носилками из города и, пройдя меж гробниц, дошли до мо-
гилы и увидели, что родные умершего уже разбили над могилой палатку,
принесли свечи и светильники. И затем мертвого закопали, и чтецы сели
читать Коран над его могилой, и купцы тоже сели, и Ганим ибн Айюб сел с
ними, и смущение одолело его, и он говорил про себя: «Я не могу оставить
их и уйду вместе с ними».
И они просидели, слушая Коран, до времени ужина, и им подали ужин и
сладкое, и они ели, пока не насытились, а потом вымыли руки и остались
сидеть на месте. Но душа Ганима была занята мыслями о его доме и това-
рах, и он боялся воров. И он сказал про себя: «Я человек чужой и подоз-
реваемый в богатстве; если я проведу эту ночь вдали от дома, воры укра-
дут деньги и тюки».
И, боясь за свое имущество, он встал и, попросив разрешения, ушел от
собравшихся, сказав, что идет по важному делу. И он шел по следам на до-
роге, пока не достиг ворот города, а в то время была полночь, и он нашел
городские ворота запертыми и не видал никого на дороге и не слышал ни
звука, кроме лая собак и воя волков. И Ганим отошел назад и воскликнул:
«Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Я боялся за свои деньги и шел ради
них, но нашел ворота закрытыми и теперь боюсь за свою душу!»
После этого он повернул назад, чтобы присмотреть себе место, где бы
проспать до утра, и увидел усыпальницу, окруженную четырьмя стенами, где
росла пальма, и там была открывая дверь из камня. И он вошел в усы-
пальницу и хотел заснуть, но сон не шел к нему. Его охватил страх и тос-
ка, так как он был среди могил. И тогда он поднялся на ноги, и открыл
дверь гробницы, и посмотрел — и вдруг видит: вдали, со стороны городских
ворот, свет. И, пройдя немного, он увидал, что этот свет на дороге дви-
жется к той гробнице, где он находился. И тут Ганим испугался за себя и,
поспешив закрыть дверь, стал взбираться на пальму, и влез наверх, и
спрятался в ее маковке.
А свет все приближался к гробнице понемногу, понемногу, пока совсем
не приблизился к усыпальнице. Ганим присмотрелся и увидал трех негров:
двое несли сундук, а у третьего в руках был фонарь и топор.
Когда они подошли к усыпальнице, один из негров, несших сундук, воск-
ликнул: «Что это, Сауаб!», а другой негр отвечал: «Что с тобой, о Ка-
фур?» И первый сказал: «Разве не были мы здесь в вечернюю пору и не ос-
тавили дверь открытой?» — «Да, эти слова правильны», — отвечал другой, и
первый сказал: «А вот она закрыта и заперта на засов!» И тогда третий,
который нес топор и свет (а звали его Бухейтом), сказал им: «Как мало у
вас ума! Разве вы не знаете, что владельцы садов выходят из Багдада и
гуляют здесь, и, когда их застанет вечер, они прячутся здесь и запирают
за собой дверь, боясь, что черные, вроде нас, схватят их, изжарят и
съедят?» И они ответили: «Ты прав; клянемся Аллахом, нет среди нас ум-
нее, чем ты». — «Вы мне не поверите, — сказал Бухейт, — пока мы не пой-
дем в гробницу и не найдем там кого-нибудь. Я думаю, что когда он заме-
тил свет и увидел нас, он убежал со страху и забрался на верхушку этой
пальмы».
И когда Ганим услышал слова раба, он произнес про себя: «О, самый
проклятый из рабов! Да не защитит тебя Аллах за этот ум и за все это
знание! Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Что те-
перь освободит меня от этих негров?»
А те, что несли сундук, сказали тому, у которого был топор: «Влезь на
стену и отвори нам дверь, о Бухейт, мы устали нести сундук на наших ше-
ях. А когда ты откроешь нам дверь, тебе будет от нас один из тех, кого
мы схватим. Мы изжарим его тебе искусно своими руками, так что не пропа-
дет ни капли его жира!» — «Я боюсь одной вещи, о которой я подумал по
малости моего ума, — отвечал Бухейт. — Перебросим сундук за стену — ведь
здесь наше сокровище». — «Если мы его бросим, он может разбиться», —
возразили они, но Бухейт сказал: «Я боюсь, что в гробнице прячутся раз-
бойники, которые убивают людей и крадут вещи, потому что, когда наступа-
ет вечер, они укрываются в таких местах и делят добычу». — «О малоумный,
разве они могут войти сюда?» — сказали ему те двое, что несли сундук.
Потом они понесли сундук и, взобравшись на стену, спустились и открыли
дверь, а третий негр, то есть Бухейт, стоял перед ними с фонарем, топо-
ром и корзиной, в которой было немного цемента.
А после этого они сели и заперли дверь, и один из них сказал: «О
братья, мы устали идти и носить, ставить и открывать и запирать; теперь
полночь, и у нас не осталось духу, чтобы вскрыть гробницу и закопать
сундук. Вот мы отдохнем три часа, а потом встанем и сделаем то, что нам
нужно, и пусть каждый расскажет нам, почему его оскопили, и все, что с
ним случилось, с начала до конца, чтобы эта ночь скорее прошла, а мы от-
дохнули». И тогда первый, который нес фонарь (а имя его было Бухейт),
сказал: «Я расскажу вам свою повесть»и ему ответили: «Говори!»
Братья, — начал он, — знайте, что, когда я был совсем маленький, ра-
боторговец привез меня из моей страны, и мне было тогда только пять лет
жизни. Он продал меня одному военному, у которого была дочь трех лет от
роду. И я воспитывался вместе с нею, и ее родные смеялись надо мной,
когда я играл с девочкой, плясал и пел для нее. И мне стало двенадцать
лет, а она достигла десятилетнего возраста, но мне не запрещали быть
вместе с нею.
И в один день из дней я вошел к ней, а она сидела в уединенном месте
и как будто только вышла из бани, находившейся в доме, так как она была
надушена благовониями и куреньями, а лицо ее походило на круг полной лу-
ны в четырнадцатую ночь. И девочка стала играть со мной, и я играл с нею
(а я в это время почти достиг зрелости), и она опрокинула меня на землю,
и я упал на спину, а девочка села верхом мне на грудь и стала ко мне
прижиматься. И она прикоснулась ко мне рукой и во мне взволновался жар,
и я обнял ее, а девочка сплела руки вокруг моей шеи и прижалась ко мне
изо всех сил. И не успел я опомниться, как я прорвал ее одежду и уничто-
жил ее девственность. И, увидев это, я убежал к одному из моих товари-
щей. А к девочке вошла ее мать и, увидав, что с нею случилось, потеряла
сознание, а потом она приняла предосторожности и скрыла и утаила от отца
ее состояние и выждала с нею два месяца, и они все это время звали меня
и улещали, пока не схватили меня в том месте, где я находился, но они
ничего не сказали ее отцу об этом деле из любви ко мне. А потом ее мать
просватала ее за одного юношу-цирюльника, который брил отца девушки, и
дала за нее приданое от себя и обрядила ее для мужа, и при всем этом ее
отец ничего не знал о ее положении, и они старались раздобыть ей прида-
ное. И после этого они неожиданно схватили меня и оскопили, а когда ее
привели к жениху, меня сделали ее евнухом, и я шел впереди нее, куда она
ни отправлялась, все равно, шла ли она в баню, или в дом своего отца. А
ее дело скрыли, и в ночь свадьбы над ее рубашкой зарезали птенца голубя,
и и провел у нее долгое время и наслаждался ее красотой и прелестью, це-
луясь и обнимаясь и лежа с нею, пока не умерли и она, и ее муж, и ее
мать, и ее отец, а затем меня забрали в казну, и я оказался в этом месте
и сделался вашим товарищем. Вот почему, о братья, у меня отрезали член,
и конец».
Второй негр сказал: «Знайте, о братья, что в начале моего дела, когда
мне было восемь лет, я каждый год один раз лгал работорговцам, так что
они между собой ссорились. И один работорговец впал из-за меня в беспо-
койство и отдал меня в руки посредника и велел ему кричать: «Кто купит
этого негра с его пороком?» — «А в чем его порок?» — спросили его, и он
сказал: «Он каждый год говорит одну ложь». И тогда один купец подошел к
посреднику и спросил его: «Сколько давали за него денег с его пороком?»
И посредник отвечал: «Давали шестьсот дирхемов». — «А тебе будет двад-
цать дирхемов», — сказал тогда купец, и посредник свел его с работоргов-
цем, и тот получил от него деньги, а посредник доставил меня в дом этого
купца и взял деньги за посредничество и ушел.
И купец одел меня в подобающую мне одежду, и я прожил у него, служа
ему, весь остаток этого года, пока не начался, счастливо, новый год. А
год этот был благословенный, урожайный на злаки, и купцы стали ежедневно
устраивать пиры, так что каждый день собирались у одного из них, пока не
пришло время быть пиру у моего господина, в роще за городом.
И он отправился с купцами в сад и взял все, что было им нужно из еды
и прочего, и они сидели за едой, питьем и беседой до полудня. И тогда
моему господину понадобилась одна вещь из дому, и он сказал мне: «Эй
раб, садись на мула, поезжай домой и привези от твоей госпожи такую-то
вещь и возвращайся скорей!» И я последовал его приказанию и отправился в
дом. И, приблизившись к дому, я принялся кричать и лить слезы, и жители
улицы, большие и малые, собрались около меня. Жена моего господина и его
дочери услыхали мой крик, открыли ворота и спросили, в чем дело. И я
сказал им: «Мой господин сидел у старой стены со своими друзьями, и сте-
на упала на них, и когда я увидал, что с ними случилось, я сел на мула и
скорее приехал, чтобы вам рассказать».
И, услышав это, его жена и дочери принялись кричать и рвать на себе
одежду и бить себя по лицу. И соседи сошлись к ним, а что до жены моего
господина, то она опрокинула все вещи в доме, одну на другую, и сломала
полки и разбила окна и решетки и вымазала стены грязью и индиго и сказа-
ла мне: «Горе тебе, Кафур, пойди сюда, помоги мне. Сломай эти шкафы и
перебей посуду и фарфор и другое!»
И я подошел к ней и стал с нею рушить полки в доме, со всем, что на
них было, и обошел крыши и все помещение, разрушая их, и бил фарфор и
прочее, что было в доме, пока все не было поломано, и при этом я кричал:
«Увы, мой господин!»
А потом моя госпожа вышла с открытым лицом, имея только покрывало на
голове и ничего больше, и с нею вышли ее дочери и сыновья, и они мне
сказали: «Кафур, иди впереди нас и покажи нам то место, где находится
твой господин, под стеною, мертвый, чтобы мы могли извлечь его из-под
обломков и принести его в гробу и доставить в дом и сделать ему хороший
вынос».
И я пошел впереди них, крича: «Увы, мой господин!» и они шли сзади
меня с открытым лицом и головой и кричали «Ах, ах!» об этом человеке.
И на улице не осталось никого — ни мужчины, ни женщины, ни ребенка,
ни старухи, которая бы не шла с нами, и все они некоторое время били се-
бя вместе с нами по лицу, горько плача. И я прошел с ними весь город, и
народ спрашивал, в чем дело, и они рассказывали, что услышали от меня, и
люди говорили: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!» И кто-то сказал:
«Это не кто иной, как большой человек! Пойдемте к вали [71] и расскажем
ему». И когда они пришли к вали и рассказали ему…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до сорока
Когда же настала ночь, дополняющая до сорока, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что когда они пришли к вали и все рассказали
ему, вали поднялся и сел верхом и взял с собою рабочих с лопатами и кор-
зинами, и они пошли, следуя за мной, и с ними множество народу.
И я шел впереди них и бил себя по лицу и кричал, а моя госпожа и ее
дочери были сзади и вопили. И я побежал впереди них и опередил их, крича
и посыпая себе голову пылью и ударяя себя по лицу, и вбежал в тот сад, и
мой господин увидел меня, когда я бил себя по лицу и кричал: «Увы, моя
госпожа! Ах! Ах! Ах! Кто мне теперь остался, чтобы пожалеть меня, после
моей госпожи! О, если бы я был за нее выкупом!»
И, увидев меня, мой господин оторопел, и лицо его пожелтело, и он
воскликнул: «Что с тобою, Кафур, в чем дело?» И я ответил ему: «Когда ты
послал меня домой, я вошел и увидел, что стена, которая в комнате, упала
и свалилась на мою госпожу и ее детей». — «И твоя госпожа не уцелела?» —
спросил он меня. И я сказал: «Нет, клянусь Аллахом, о господин мой, ник-
то из них не остался цел, и первою умерла моя старшая госпожа». — «А це-
ла ли моя маленькая дочь?» — спросил он. И я отвечал: «Нет». И тогда он
сказал: «А как поживает мул, на котором я езжу? Он уцелел?» — «Нет, кля-
нусь Аллахом, о господин мой, — отвечал я, — стены дома и стены стойла
упали на все, что там было, даже на овец, гусей и кур. Все они преврати-
лись в груду мяса, и их съели собаки, и никто из них не остался жив». —
«И твой старший господин тоже не уцелел?» — спросил мой хозяин. «Нет,
клянусь Аллахом, из них не уцелел никто, — сказал я, — в ту минуту не
осталось ни дома, ни обитателей. Не осталось от них и следа. А что до
овец, гусей и кур, то их съели кошки и собаки».
И когда мой хозяин услышал мои слова, свет стал мраком перед его ли-
цом, и он не мог владеть ни своей душой, ни своим умом, и не был в силах
стоять на ногах, — такая на него нашла слабость. И его спина подломи-
лась, и он разорвал на себе одежду и выщипал себе бороду и скинул тюрбан
со своей головы и, не переставая, бил себя по лицу, пока на нем не пока-
залась кровь, и кричал: «А! О мои дети! Ах! О моя жена! Ах! Горе тому, с
кем случилось то, что случилось со мной!»
И купцы, его товарищи, закричали из-за его крика и заплакали с ним,
сочувствуя его состоянию, и порвали на себе одежду. И мой господин вышел
из того сада, продолжая бить себя по лицу из-за беды, которая его пос-
тигла, и от сильных ударов он стал как пьяный. И когда он с купцами вы-
ходил из ворот, они вдруг увидели большое облако пыли и услышали крики и
вопли и, посмотрев на тех, кто приближался, увидали, что это вали и
стражники, и народ, и люди, которые смотрели, а родные купца, позади
них, кричали и вопили, горько и сильно плача.
Первыми, кого встретил мой господин, были его жена и дети. Увидав их,
он оторопел и засмеялся и ободрился и сказал им: «Каково ваше состояние?
Что случилось с вами в нашем доме и что с вами произошло?» И, увидя его,
они воскликнули: «Слава Аллаху за твое спасение!» — бросились к нему, а
его дети уцепились за него и кричали: «О наш отец! Слава Аллаху за твое
спасение, о батюшка!»
И жена его спросила: «Ты здоров? Слава Аллаху, который дал нам уви-
деть твое лицо благополучным!» Она была ошеломлена, и ее ум улетел, ког-
да она его увидала. «О господин, как случилось, что ты цел, ты и купцы,
твои друзья?» — спросила она. А купец сказал: «Что случилось с вами в
нашем доме?» И жена отвечала: «У нас все хорошо, мы в добром здоровье, и
наш дом не постигло никакое зло, но только твой раб Кафур приехал к нам
с непокрытой головой, в разорванной одежде, крича: «Увы, мой господин!
Увы, мой господин!» И когда мы спросили его: «Что случилось, Кафур?» —
он сказал: «На моего господина и его друзей, торговцев, упала стена в
саду, и они все умерли». — «Клянусь Аллахом, — воскликнул мой хозяин, —
он сейчас пришел ко мне, крича: «О моя госпожа! О дети моей госпожи!» —
и сказал: «Моя госпожа и ее дети — все умерли».
И он посмотрел по сторонам и увидел меня с разорванным тюрбаном на
голове, а я кричал и горько плакал и сыпал землю себе на голову, и тогда
он позвал меня, и я пошел к нему, и он воскликнул: «Горе тебе, скверный
раб, сын развратницы, проклятый по породе! Что это за беды ты натворил!
Но клянусь Аллахом, я непременно сдеру кожу с твоего мяса и отрежу мясо
от твоих костей». — «Клянусь Аллахом, — отвечал я, — ты ничего не можешь
со мною сделать, так как ты купил меня, несмотря на мой порок, и с этим
условием. Свидетели будут свидетельствовать против тебя. Раз ты купил
меня, несмотря на мой порок, и знал о нем, а заключался он в том, что я
каждый год говорю одну ложь. Это — половина лжи, а когда год завершится,
я скажу вторую половину, и будет целая ложь». — «О собака, сын собаки, о
самый проклятый из рабов, — закричал на меня хозяин, — разве все это по-
ловина лжи! Это большое бедствие! Уходи от меня, ты свободен ради лика
Аллаха!» [72] — «Клянусь Аллахом, — сказал я, — если ты меня освободил,
то я тебя не освобожу. Пока год не окончится, я не скажу остальной поло-
вины лжи. А когда я ее закончу, отведи меня на рынок и продай за
столько, за сколько ты меня купил, с моим пороком, но не освобождай ме-
ня, так как нет ремесла, которым я мог бы прокормиться. А этот вопрос, о
котором я тебе сказал, относится к закону, и о нем упоминают законоведы
в главе об освобождении раба».
И пока мы разговаривали, подошел народ, люди и обитатели всей улицы,
женщины и мужчины, чтобы высказать соболезнование, и пришел вали со сво-
ими людьми, и мой господин и купцы пошли к вали и рассказали ему о про-
исшествии и о том, что это только половина лжи.
И, услышав это от него, они нашли мою ложь великой и до крайности
удивились и стали проклинать и бранить меня, а я стоял и смеялся и гово-
рил: «Как мой господин убьет меня, когда он купил меня с этим пороком?»
Придя в свой дом, мой господин нашел его разрушенным, и это было де-
лом моих рук, ибо я перебил в нем вещи, стоящие много денег. И жена его
тоже била их, но она сказала своему мужу: «Это Кафур разбил посуду и
фарфор».
И гнев моего хозяина увеличился, и он ударил рукою об руку и сказал:
«Клянусь Аллахом, я в жизни не видал сына прелюбодеяния, подобного этому
негру! Он говорит, что это половина лжи, так что же будет, если будет
целая ложь? Он разрушит город или два города!»
И потом, от сильного гнева, он подошел к вали, и тот Заставил меня
претерпеть изрядную порку, так что я исчез из бытия и потерял сознание,
а мой хозяин оставил меня в обмороке и привел ко мне цирюльника, который
оскопил меня и прижег мне рану, и, очнувшись, я увидел себя евнухом. А
мой господин сказал мне: «Как ты сжег мне сердце, лишив меня самых доро-
гих для меня вещей, так и я сжег твое сердце, лишив тебя самого дорогого
члена». И потом он взял меня и продал за самую дорогую цену, так как я
стал евнухом [73], и я не переставал вносить смуту в тех местах, куда ме-
ня продавали, и переходил от эмира к эмиру и от вельможи к вельможе. Ме-
ня продавали и покупали, пока я не вступил во дворец повелителя право-
верных, но моя душа разбита, и хитрости отказываются служить мне, ибо я
лишился своих ядер».
И, услышав его речи, оба негра засмеялись и сказали: «Ты дерьмо, сын
дерьма и лжешь отвратительной ложью!» И потом они сказали третьему нег-
ру: «Расскажи нам твою историю». И тот сказал: «О сыны моего дяди, все,
что вы рассказывали, — пустое. Вот я расскажу вам, почему мне отрезали
ядра, хотя я заслуживал большего, чем это, так как я совершил блуд с мо-
ей госпожой и с сыном моего господина. По моя история длинная, и теперь
не время ее рассказывать [74], так как утро, о сыны моего дяди, близко,
и, быть может, взойдет день, а с нами еще будет этот сундук, и мы ока-
жемся опозоренными, и пропадут наши души. Откройте-ка дверь. Когда мы
отопрем ее и уйдем во дворец, я расскажу вам, почему мне отрезали ядра».
И он взобрался наверх и спустился со стены и отпер дверь, и они вошли
и поставили свечу и стали рыть яму, по длине и ширине сундука, между че-
тырьмя могилами, и Кафур копал, а Сауаб относил землю в корзинах, пока
не вырыли яму в полчеловеческого роста, а потом они поставили в яму сун-
дук и снова засыпали ее землей и, выйдя из гробницы, закрыли дверь и
скрылись из глаз Ганима ибн Айюба.
И когда все установилось и никого не осталось и Ганим убедился, что
находится там один, его сердце гонялось мыслью о том, что в сундуке, он
сказал про себя: «Посмотрю-ка, что в этом сундуке!» По он выждал, пока
Засверкала и заблистала заря и стал виден ее свет, и тогда он спустился
с пальмы и стал разгребать землю рукаст, пока не отрыл сундука и не вы-
тащил его. А потом он взял большой камень и ударил им по замку и разбил
его и, подняв крышку, посмотрел в сундук, и вдруг видит — там лежит мо-
лодая женщина, одурманенная банджем [75], и дыхание ее поднимает и опус-
кает ее грудь.
Она была красива и прелестна, и на ней были украшения и драгоценности
из золота и ожерелья из дорогих камней, стоившие царства султана, цену
которых не покрыть деньгами. И, увидав ее, Ганим ибн Айюб понял, что
против этой девушки сговорились и одурманили ее банджем, и, убедившись в
этом, он старался до тех пор, пока не извлек девушку из сундука и не по-
ложил ее на спину.
И когда она вдохнула дуновение ветра и воздух вошел ей в нос и в лег-
кие, она чихнула и подавилась и закашлялась, и у нее из горла выпал ку-
сок критского банджа, да такой, что если бы его понюхал слон, он навер-
ное проспал бы от ночи до ночи. И она открыла глаза и обвела воругом
взором и сказала нежными, ясными словами: «Горе тебе, ветер, нет в тебе
утоления для жаждущего и развлечения для утолившего жажду! Где
Захр-аль-Бустан?» Ко никто не ответил ей, и она обернулась назад и крик-
нула: «Сабиха, Шеджерет-ад-дурр, Нур-аль-худа, Паджмат-ас-субх! Горе те-
бе! Шахва, Нузха, Хульва, Зарифа, говорите!» Но никто не ответил ей, и
тогда она повела глазами и воскликнула: «Горе мне! Ты хоронишь меня в
могилах! О ты, который знает то, что в сердцах, и воздает в день воскре-
сения и оживления! Кто это принес меня из-за занавесей и покрывал и по-
ложил между четырех могил?»
А Ганим стоял при этом на ногах, и он сказал ей: «О госпожа, нет ни
покрывал, ни дворцов, ни могил, здесь только твой раб, похищенный лю-
бовью, Ганим ибн Айюб, которого привел к тебе знающий сокровенное, чтобы
он спас тебя от этих горестей и добыл бы тебе все, до пределов желаемо-
го». И он умолк, а девушка, убедившись, как обстоит дело, воскликнула:
«Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Му-
хаммед — посланник Аллаха!» А потом она обернулась к Ганиму и, закрыв
руками лицо, спросила нежными словами: «О благословенный юноша, кто при-
нес меня в это место? Вот я уже очнулась». — «О госпожа, — отвечал Га-
ним, — пришли три негра, евнуха, и принесли этот сундук».
И потом он рассказал ей обо всем, что с ним случилось, и как его зас-
тиг вечер и он стал причиной ее спасения, а иначе она бы умерла, задох-
нувшись. А затем он спросил ее, какова ее история и в чем с нею дело, и
она ответила: «О юноша, слава Аллаху, который послал мне подобного тебе!
Теперь вставай, положи меня в сундук и выйди на дорогу и, если найдешь
погонщика ослов или мулов, найми его свезти этот сундук, а меня ты дос-
тавь к себе домой, и, когда я окажусь в твоем доме, будет добро, и я
расскажу тебе свою повесть и поведаю свою историю, и тебе достанется че-
рез меня благо».
И Ганим обрадовался и вышел из гробницы (а день уже засиял, и воздух
заблистал светом, и люди вышли и стали ходить) и нанял человека с мулом
и привел его к гробнице и поднял сундук, положив в него сначала девушку
(а любовь к ней запала в его сердце), и пошел с нею, радостный, так как
это было девушка ценою в десять тысяч динаров и на ней были одежды и ук-
рашения, которые стоили больших денег. И Ганим не верил, что достигнет
своего дома, и внес сундук и открыл его…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сорок первая ночь
Когда же настала сорок первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о
счастливый царь, что когда Ганим ибн Айюб достиг с сундуком своего дома,
он открыл его и вынул из него девушку, и она посмотрела и увидала, что
это прекрасное помещение, устланное коврами радующих цветов, и увидела
также материи, увязанные в тюки, и узлы, и прочее. И она поняла, что Га-
ним большой купец и имеет много денег, и открыла лицо, и посмотрела на
него, и вдруг видит — это красивый юноша. И, увидав его, девушка его по-
любила и сказала ему: «О господин, подай нам чего-нибудь поесть». И Га-
ним отвечал ей: «На голове и на глазах!» [76] А потом он пошел на рынок и
купил жареного ягненка и блюдо сладостей и захватил с собой сухих пло-
дов, на закуску, и свечей, и прихватил еще вина и то, что было необходи-
мо из сосудов для напитков, и цветов и пришел домой со всеми этими по-
купками.
И когда девушка увидела его, она засмеялась и поцеловала его и обняла
и принялась его ласкать, и его любовь увеличилась и обвилась вокруг его
сердца. А потом они ели и пили, пока не подошла ночь.
И каждый из них полюбил другого, так как они были одних лет и одина-
ковой красоты. А когда наступила ночь, Ганим ибн Айюб, влюбленный, похи-
щенный любовью, поднялся и зажег свечи и светильники, и помещение осве-
тилось. И он принес сосуды с вином и расставил зелень и сел с ней и стал
наливать и поить ее, а она наливала и поила его. И оба они играли и сме-
ялись и произносили стихи, и радость их увеличилась, и любовь друг к
другу при казалась к ним — да будет превознесен ют, кто соединяет серд-
ца! И они поступали так, пока не приблизилось утро. И сон победил их, и
каждый из них спал в своем месте, пока не настало утро. И тогда Ганим
ибн Айюб встал и вышел на рынок и купил все нужное: еду, питье, зелень,
мясо и вино и прочее — и принес это в дом и сел с нею есть.
И они ели, пока не насытились, а после этого он принес вино, и они
пили и играли друг с другом, пока их щеки не покраснели, а глаза не по-
чернели. И в душе Ганима ибн Айюба появилось желание поцеловать девушку
и проспать с нею, и он сказал ей: «О госпожа, разреши мне один поцелуй с
твоих уст, — может быть, он охладит огонь моею сердца». — «О Ганим, —
сказала она, — потерпи, пока я напьюсь и исчезну из мира, и возьми от
меня поцелуй тайно, чтобы я не узнала, что ты поцеловал меня». И она
поднялась на ноги и сняла часть своей одежды и осталась сидеть в тонкой
рубашке и шелковом платке, и тогда страсть Ганима зашевелилась, и он
спросил: «О госпожа, не разрешишь ли ты мне то, о чем я тебя просил?» —
«Клянусь Аллахом, — отвечала она, — тебе это не годится, так как на пе-
ревязи моей одежды написаны тяжелые слова». И сердце Ганима ибн Айюба
разбилось, и его страсть усилилась, когда желаемое стало трудно достижи-
мым, и он произнес:
«Просил я ту, по ком болел,
Одним лобзаньем боль унять.
«Нет, нет, — сказала, — никогда!»
Но я ответил ей: «Да, да!»
Она: «Охотою возьми,
Законным правом и смеясь».
«Насильно?» — я спросил, она ж
Сказала: «Нет, как щедрый дар».
Не спрашивай, что было, ты!
Аллах простит тебе, и все.
О нас что хочешь думай ты, —
Любовь от мыслей злых нежней,
И нету дела мне потом,
Открыл ли это враг, иль скрыл».
И после этого его любовь увеличилась, и огни вспыхнули в его сердце.
Вот! А она защищалась от него и говорила: «Нет тебе ко мне доступа!» И
они проводили время в любви и застольной беседе, и Ганим ибн Айюб пото-
нул в море любовного безумия, она же стала еще сильнее упорствовать и
чиниться, пока не пришла ночь с ее мраком и не опустила на них полы сна.
И Ганим встал и зажег светильники и засветил свечи и обновил трапезу
и зелень и, взяв ноги девушки, стал целовать их и нашел, что они подобны
свежему сливочному маслу. И он потерся о них лицом и сказал: «О госпожа
моя, сжалься над пленником твоей любви, убитым твоими глазами! Мое серд-
це было бы невредимо, если бы не ты!» После этого он немного поплакал, и
она сказала ему: «О господин мой и свет моих глаз, клянусь Аллахом, я
люблю тебя и доверяю тебе, но я знаю, что ты меня не достигнешь». — «А в
чем же препятствие?» — спросил он, и она сказала: «Сегодня ночью я расс-
кажу тебе мою историю, и ты примешь мои извинения».
Потом она бросилась к нему и обвила его шею и поцеловала его и стала
его уговаривать и обещала ему единение. И они до тех пор играли и смея-
лись, пока любовь друг к другу не овладела ими. И они продолжали пребы-
вать в таком положении и каждую ночь спали на одной постели, но всякий
раз, как Ганим требовал от нее единения, она сопротивлялась ему в тече-
ние целого месяца.
И сердцем каждого из них овладела любовь к другому, и у них не оста-
лось терпения быть друг без друга, и когда наступила некая ночь из но-
чей, Ганим спал вместе с нею, и оба были опьянены. Он протянул руку к се
телу и погладил его, а затем он провел рукой по ее животу и спустился до
пупка, и тогда она пробудилась, и села прямо, и осмотрела свои одежды,
и, увидев, что они завязаны, снова заснула. И Ганим погладил ее рукой и
спустился к ее шальварам и перевязи и потянул ее, и тогда девушка прос-
нулась и села прямо, и Ганим сел рядом с ней, и она спросила его: «Чего
это ты хочешь?» — «Я хочу с тобой поспать и чтобы мы насладились», — от-
вечал Ганим, и она сказала ему: «Теперь я объясню тебе мое дело, чтобы
ты знал мой сан и тебе открылась моя тайна и стали явными мои оправда-
ния». — «Хорошо», — отвечал Ганим. И тогда она разорвала подол своей ру-
башки и, протянув руку к перевязи, стягивавшей ее одежду, сказала ему:
«О господин, прочитай, что написано по краям этой перевязи». И Ганим
взял перевязь в руку и взглянул на нее и увидел, что на ней вышито золо-
том: «Я твоя, а ты мой, о потомок дяди пророка!» [77]
И, прочтя это, он опустил руку и сказал девушке: «Открой мне твое де-
ло!» И она отвечала: «Хорошо! Знай, что я наложница повелителя правовер-
ных и мое имя Куталь-Кулуб. Повелитель правоверных воспитал меня в своем
дворце, и я выросла, и халиф увидал мои качества, и красоту, и прелесть,
которую даровал мне господь, и полюбил меня сильной любовью.
И он взял меня и поселил в отдельном помещении и назначил десять не-
вольниц прислуживать мне, и подарил мне эти украшения, которые ты видишь
на мне. И в один из дней халиф отправился в какую-то страну, и Ситт Зу-
бейда [78] пришла к одной из невольниц, служивших мне, и сказала: «До те-
бя есть нужда». — «Л какая, о госпожа?» — спросила девушка, и Ситт Зу-
бейда сказала: «Когда твоя госпожа Кут-аль-Кулуб заснет, по ложи этот
кусок банджа ей в ноздри или в ее питье и тебе будет от меня достаточно
денег».
И невольница отвечала ей: «С любовью и охотой!» — и взяла от нее
бандж, радуясь обещанным деньгам. Она была сначала невольницей Ситт Зу-
бейды, а затем пришла ко мне и положила бандж в мое питье. И когда нас-
тала ночь, я выпила его, и, как только бандж утвердился во мне, я упала
на землю, и моя голова оказалась у моих ног, и я не успела опомниться,
как уже оказалась в другом мире. А Ситт Зубейда, когда удалась ее хит-
рость, положила меня в этот сундук и, тайно призвав негров, подкупила их
так же, как и привратников, и отослала негров со мною в ту ночь, когда
ты спал на пальме. И они сделали со мною то, что ты видел, и мое спасе-
ние пришло от тебя. Ты принес меня в это место и оказал мне крайнюю ми-
лость. Вот моя повесть и мой рассказ, и я не знаю, что произошло с хали-
фом в мое отсутствие. Знай же мой сан и не объявляй о моем деле».
И когда Ганим ибн Айюб услышал слова Кут-аль-Кулуб и убедился, что
она наложница повелителя правоверных, он отодвинулся от нее, и его охва-
тило почтение к сану халифа, и он сидел один, упрекая себя и раздумывая
о своем деле и призывая свое сердце к терпению. Я он пребывал в расте-
рянности, влюбленный в ту, до кого ему не было доступа, и плакал от
сильной страсти, сетуя на пристрастие судьбы и ее враждебность. (Да бу-
дет превознесен тот, кто занял сердце мыслью о любви и любимой!) И он
произнес:
«Знай — сердце влюбленного бранят за любимых,
И ум похищен его их прелестью дивной.
Спросили меня: «Каков вкус страсти?» — и молвил я»
«Сладка хоть любовь, но в ней таится мученье».
И тогда Кут-аль-Кулуб поднялась к нему и обняла его и поцеловала, и
любовь к нему овладела ее сердцем, и она открыла ему свою тайну, какова
ее любовь к нему и обвила руками шею Ганима и целовала его, но он защи-
щался от нее, боясь халифа. И они поговорили некоторое время, утопая в
море любви друг и другу, а когда взошел день, Ганим поднялся и надел
свои одежды и вышел, как обычно, на рынок. И он взял все, что было нуж-
но, и вернулся домой и нашел Кут-аль-Кулуб плачущей, но, увидев его, она
перестала плакать, и улыбнулась, и сказала: «Ты заставил меня тосковать,
о возлюбленный моего сердца! Клянусь Аллахом, этот час, когда ты от-
сутствовал, был точно год из-за разлуки с тобой! Вот я изъяснила тебе,
каково мое состояние от сильной любви к тебе; подойди же теперь ко мне,
оставь то, что было, и удовлетвори свое желание со мной». — «Прибегаю к
защите Аллаха! — воскликнул Ганим, — этого не будет! Как сидеть собаке
на месте льва! То, что принадлежит господину, для раба запретно!»
И он вырвался от нее и сел подальше, на циновку, а она еще больше по-
любила его из-за его сопротивления. А потом она села с ним рядом и стала
пить и играть с ним, и он опьянел, и девушка обезумела от желания при-
надлежать ему. И она запела и произнесла:
«Душа того, кто пленен любовью, терзается,
Так доколе будешь вдали держаться, доколе же?
О ты, кто лик отвращаешь свои, хоть невинна я,
Ведь газель посмотрит всегда назад, убегая вдаль.
Отдаление и всегда разлука и вечно даль —
Ведь снести все это не может сразу юноша».
И Ганим ибн Айюб заплакал, и она заплакала из-за его плача, и они не
переставали пить до ночи, а потом Ганим поднялся и постелил две постели,
каждую в отдельном месте.
И Кут-аль-Кулуб спросила его: «Для кого эта вторая постель?» И он от-
вечал ей: «Эта — для меня, а другая — для тебя. С сегодняшней ночи мы
будем спать только таким образом, ибо то, что принадлежит господину, для
раба запретно». — «О господин, — сказала она, — избавь нас от этого; все
течет по решению и предопределению». Но Ганим отказался, и огонь вспых-
нул в сердце Кут-аль-Кулуб, и ее страсть увеличилась, и она уцепилась за
него и воскликнула: «Клянусь Аллахом, мы будем спать только вместе!» Но
он отвечал: «Сохрани Аллах!» И одержал над ней верх и проспал один до
утра, а Кут-аль-Кулуб испытывала великую любовь, и ее страсть, влечение
и влюбленность усилились.
И так они провели три долгих месяца, и всякий раз, как она приближа-
лась к нему, он сопротивлялся ей и говорил: «То, что принадлежит госпо-
дину, для раба запретно!» Так продолжались для нее эти отсрочки с Гани-
мом, влюбленным, похищенным любовью, и ее горести и печали увеличились,
она произнесла, утомленная дутою, такие стихи:
«Надолго ль, чудо прелести, жестокость?
Кто побудил тебя лик отвратить свой?
Все свойства прелести в себе собрал ты
И все виды красот себе присвоил.
Направил страсть ко всякому ты сердцу,
Но веки ты вручил ночному бденью.
Я знаю, плод с ветвей срывали прежде,
Но вижу, ветвь арака [79] нас сорвешь ты.
Ловил обычно я газелей юных,
Но вижу, сам ты щитоносцев ловишь.
Всего страннее, — о, тебе скажу я, —
Что очарован я, а ты не знаешь.
Не будь же щедр на близость: я ревную
Тебя к тебе же, а к себе — тем паче.
И не скажу, покуда жив, тебе я:
«Надолго ль, чудо прелести, жестокость?»
И они провели некоторое время в таком положении, и страх удерживал
Ганима от девушки, и вот что было с Гатимом ибн Айюбом, влюбленным, по-
хищенным любовью.
Что же касается Ситт Зубейды, то она, сделав с Кут-аль-Кулуб в от-
сутствие халифа такое дело, впала в смущение и стала говорить: «Что я
скажу халифу, когда он приедет и спросит о ней, и каков будет мой ответ
ему?» И она позвала старуху, бывшую у нее, и посвятила ее в свою тайну и
спросила ее: «Что мне делать, раз с Кут-аль-Кулуб была допущена край-
ность?» И старуха, поняв положение, ответила ей: «Знай, о госпожа, что
приезд халифа близок, но пошли за плотником и вели ему сделать для тебя
изображение мертвой из дерева, и мы выроем могилу посреди дворца и похо-
роним ее. А ты построй над могилой часовню, где мы зажжем свечи и све-
тильники, и прикажем всем, кто есть во дворце, одеться в черное. И вели
твоим невольницам и евнухам, чтобы они, когда узнают, что халиф вернулся
из путешествия, разостлали в проходах солому, а когда халиф войдет и
спросит, в чем дело, ему скажут: «Кут-аль-Кулуб умерла, — да увеличит
Аллах воздаяние тебе за нее, — и она так дорога ее госпоже, что та похо-
ронила ее в своем дворце». И, услышав это, халиф заплачет, и ему станет
тяжело, и он устроит по ней чтения и будет не спать ночей у ее могилы, а
если он подумает: «Дочь моего дяди, Зубейда, из ревности постаралась
сгубить Кут-аль-Кулуб», или им овладеет страсть, и он велит вынуть ее из
могилы, не пугайся этого: когда могилу разроют и обнаружат это изображе-
ние, подобное человеку, халиф увидит ее, завернутую в роскошные пелены,
но если он захочет снять с нее эти пелены, чтобы посмотреть на нее —
удержи его от этого, и другие тоже будут его удерживать и скажут: «Ви-
деть ее срамоту запретно!» И тогда халиф поверит, что она умерла, и по-
ложит ее обратно, и отблагодарит тебя за твой поступок, и ты освобо-
дишься, если захочет Аллах великий, из этой западни».
И, услышав слова старухи, Ситт Зубейда нашла их правильными и награ-
дила старуху одеждой и велела ей так и сделать, дав ей сначала много де-
нег. И старуха тотчас же принялась за дело и велела плотнику изготовить
такое изображение, как мы упомянули. И когда изображение было готово,
она принесла его Ситт Зубейде, и та завернула его в саван и похоронила и
зажгла свечи и светильники и разостлала ковры вокруг могилы и оделась в
черное и приказала рабыням также надеть черные одежды, и во дворце расп-
ространилась весть, что Кут-аль-Кулуб умерла.
А через некоторое время халиф вернулся и вошел во дворец, и ему ни до
чего не было дела, кроме Кут-аль-Кулуб. И он увидал, что слуги, евнухи и
невольницы одеты в черное, и сердце халифа задрожало. А войдя во дворец,
к Ситт Зубейде, он увидел, что и она одета в черное, и тогда халиф спро-
сил, в чем дело, и ему рассказали о смерти Кут-аль-Кулуб, и он упал, по-
теряв сознание. А очнувшись, он спросил, где ее могила, и Ситт Зубейда
сказала ему: «Знай, повелитель правоверных, она была мне так дорога, что
я похоронила ее во дворце». И тогда халиф, в дорожной одежде, пошел к
могиле Кут-альКулуб, чтобы навестить ее, и увидал, что разостланы ковры
и горят свечи и светильники. И, увидев это, он поблагодарил Ситт Зубейду
за ее поступок, но не знал, что думать об этом деле, и то верил, то не
верил. А когда беспокойство овладело им, он приказал раскопать могилу и
извлек оттуда погребенную. И, увидав саван, оп хотел его развернуть,
чтобы посмотреть на нее, но побоялся Аллаха великого, и старуха сказала:
«Положите ее на место!» И после этого халиф сейчас же велел привести за-
коноведов и чтецов и устроил над ее могилой чтения и сидел подле могилы
плача, пока не лишился чувств. И он сидел у ее могилы целый месяц…
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сорок вторая ночь
Когда же настала сорок вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о
счастливый царь, что халиф не переставал приходить к могиле в течение
месяца. И случилось так, что халиф вошел в гарем, когда эмиры и везири
разошлись по домам, и проспал немного, и у него в головах сидела не-
вольница и обмахивала его опахалом, а другая невольница, у его ног, рас-
тирала их. И халиф спал и проснулся и открыл глаза и зажмурил их и услы-
шал, как та невольница, что сидела в головах, сказал невольнице, бывшей
у ног: «Послушай-ка, Хайзуран!» И та ответила: «Да, Кадыб-аль-Бан!» И
первая сказала: «Наш господин не ведает, что случилось, он не спит, про-
водя ночи у гроба, где ничего нет, кроме обструганной деревяшки, которую
сделал плотник». — «А Кут-аль-Кулуб, что же с ней случилось?» — спросила
другая. И первая девушка сказала ей: «Знай, что Ситт Зубейда послала с
невольницей кусок банджа и одурманила Кут-аль-Кулуб. Когда бандж овладел
ею, Ситт Зубейда положила ее в сундук и велела Сауабу и Кафуру вынести
его из гробницы». И вторая невольница спросила: «Послушай, Ка-
дыб-аль-Бан, разве госпожа Кут-аль-Кулуб не умерла?» — «Нет, клянусь Ал-
лахом, — да сохранит он ее юность от смерти! — отвечала невольница. — Я
слышала, как Ситт Зубейда говорила, что Кут-аль-Кулуб у одного юноши,
купца, по имени Ганим ибн Айюб Дамасский, и что с сегодняшним днем она у
него четыре месяца. А наш господин плачет и не спит ночей над гробом, в
котором ничего нет».
И они еще долго говорили об этом, и халиф слушал их, а когда не-
вольницы окончили разговор, халиф узнал все: и то, что могила под-
дельная, не настоящая, и то, что Кут-аль-Кулуб уже четыре месяца у Гани-
ма ибн Айюба.
И халиф разгневался великим гневом и поднялся и вошел к эмирам своего
царства, и тогда Джафар Бармакид приблизился к нему и поцеловал передним землю, а халиф с гневом сказал ему: «Джафар, ступай с людьми и спро-
си, где дом Ганима ибн Айюба. Обыщите его дом и приведите ко мне мою не-
вольницу Кут-аль-Кулуб. Я непременно подвергну его пытке!» И Джафар от-
вечал вниманием и повиновением. И тогда Джафар отправился с толпою наро-
да, и вали вместе с ним, и они шли до тех пор, пока не пришли к дому Га-
нима.
Ганим в это время выходил, чтобы принести котелок мяса, и протянул
руку, чтобы съесть мясо вместе с Куталь-Кулуб, но девушка бросила взгляд
и увидела, что беда окружила их дом со всех сторон. Везирь, вали, страж-
ники и невольники с обнаженными мечами, вынутыми из ножен, окружили его,
как белое в глазу окружает черное. И тогда она поняла, что весть о ней
дошла до халифа, ее господина, и убедилась в своей гибели, и лицо ее по-
желтело, и прелести ее изменились, и она посмотрела на Ганима и сказала
ему: «О мой любимый, спасай свою душу!» — «Как мне поступить и куда я
пойду, когда мое имущество и достаток в этом доме?» — отвечал Ганим; и
она сказала: «Не медли, чтобы ты не погиб и не пропали твои деньги». —
«О возлюбленная, о свет моего глаза, — отвечал Ганим, — как мне сделать,
чтобы выйти, когда дом окружен?» И Кут-аль-Кулуб сказала ему: «Не бой-
ся!» И, сняв с него платье, надела на него поношенную одежду и, принеся
котелок, где было мясо, положила туда кусок хлеба и чашку с кушаньем и
все это сложила в корзину, которую поставила Ганиму на голову, и сказала
ему: «Выйди с помощью этой хитрости и не бойся за меня. Я знаю, нас-
колько халиф у меняв руках». И, услышав слова Кут-аль-Кулуб и то, что
она ему посоветовала, Ганим прошел среди людей, неся корзину и то, что
было г ней. И покровитель покрыл его, и он спасся от козней и бедствий,
охраняемый своими чистыми намерениями.
А везирь Джафар, прибыв к дому, сошел с коня и вошел в дом и взглянул
на Кут-аль-Кулуб, которая уже украсилась и разубралась и приготовила
сундук золота, украшений, самоцветов и редкостей из того, что легко ве-
сом, но дорого по цене. И когда Джафар вошел к ней и увидал ее, она под-
нялась на ноги и поцеловала землю меж его рук и сказала ему: «О господин
мой, издревле начертал калам то, что судил Аллах». И, увидев это, Джафар
сказал ей: «Клянусь Аллахом, о госпожа, он поручил мне лишь схватить Га-
нима ибн Айюба». — «О господин, — отвечала она, — он собрал товары и от-
правился с ними в Дамаск, и я не имею о нем вестей. Я хочу, чтобы ты
сохранил мне этот сундук; отвези его и отдай мне во дворце халифа». И
Джафар отвечал: «Слушаю и повинуюсь». И он взял сундук и приказал отнес-
ти его. Кут-аль-Кулуб отправилась с ними во дворец халифа, окруженная
уважением и почетом, и это было после того, как разграбили дом Ганима.
И Джафар рассказал халифу обо всем, что случилось, и халиф приказал
отвести Кут-аль-Кулуб в темное помещение и поселил ее там, приставив к
ней одну старуху, чтобы исполнять ее нужды, так как он думал, что Ганим
развратничал с нею и делил с ней ложе. А потом халиф написал эмиру Му-
хаммеду ибн Сулейману аз-Зейни (а он был наместником в Дамаске) приказ
такого содержания: «В час прибытия этого приказа ты схватишь Ганима ибн
Айюба и пришлешь его ко мне». И когда приказ прибыл к эмиру, тот поцело-
вал его и приложил к своей голове, а затем он велел кричать на рынках:
«Кто хочет пограбить, пусть отправляется к дому Ганима ибн Айюба!» И лю-
ди пошли к дому и увидели, что мать Ганима и его сестра сделали ему мо-
гилу посреди дома и сидят возле нее, плача о нем. И их схватили и разг-
рабили дом, а женщины не знали, в чем дело. И когда их привели к султа-
ну, тот спросил их о Ганиме, и они ответили: «Уже год или больше, как мы
не можем ничего узнать о нем». И султан вернул их на прежнее место. Вот
что было с ними.
Что же касается Ганима ибн Айюба, порабощенного, похищенного, то ког-
да его имущество было разграблено, он осмотрел свое состояние и начал
оплакивать себя так, что его сердце чуть не разорвалось от горя. Он вы-
шел и шел наугад до конца дня (а его голод усилился и ходьба утомила).
Достигши какого-то селения, Ганим вошел в него и направился в мечеть и,
сев на циновку, прислонился спиною к стене и откинулся, будучи до край-
ности голоден и утомлен. И он пребывал так до утра, а сердце его еле би-
лось от голода, и вши бегали по его потному телу. И от него стало дурно
пахнуть, и его состояние ухудшилось.
Утром жители этого селения пришли совершить молитву и нашли Ганима,
который лежал слабый и похудевший от голода, но на нем были явные следы
былого богатства. И когда люди помолились и подошли к нему, они увидели,
что он холодный и голодный, и дали ему старую одежду, у которой обноси-
лись рукава, и сказали: «О чужеземец, откуда ты будешь родом и какова
причина твоей болезни?» И Ганим открыл глаза и заплакал, но не ответил
им. И один из них ушел (он понял, что Ганим голоден) и принес ему чашку
меду и пару лепешек, и Ганим немного поел, а люди посидели у него, пока
не взошло солнце, и ушли по своим делам. И он пребывал в таком положении
месяц, оставаясь у них, и его слабость и болезнь увеличились, и люди
плакали о нем и жалели его, и, посоветовавшись между собой, они сошлись
на том, чтобы доставить его в больницу, которая в Багдаде. И пока это
было так, вдруг подошли к Ганиму две женщины, нищенки (а это были его
мать и сестра), и, увидав их, он отдал им хлеб, лежавший у его изго-
ловья, и они проспали подле него эту ночь, а он так и не узнал их.
А когда наступил следующий день, жители селения пришли к нему и при-
вели для него верблюда и сказали верблюжатнику: «Свези этого больного на
верблюде, а когда достигнешь Багдада, положи его в воротах больницы:
быть может, он исцелится и выздоровеет, а тебе достанется небесная наг-
рада».
И верблюжатник отвечал: «Внимание и повиновение!» И после этого Гани-
ма ибн Айюба вынесли из мечети вместе с циновкой, на которой он лежал, и
положили на верблюда. И его мать и сестра пришли посмотреть на него в
числе прочих людей, не узнавая его, но потом они взглянули на него и
всмотрелись внимательно и сказали: «Он похож на Ганима, нашего сына.
Посмотреть бы, он ли этот больной, или нет».
А что до Ганима, так он очнулся только тогда, когда его везли на
верблюде, привязанным веревкой, и стал плакать и жаловаться, а жители
селения смотрели на его мать и сестру, которые плакали о нем, не узнавая
его. Мать и сестра Ганима продолжали свой путь и достигли Багдада, а
верблюжатник вез его до тех пор, пока не положил у ворот больницы, а по-
том он взял своего верблюда и уехал. И Ганим лежал у ворот до самого ут-
ра. И когда народ начал ходить по дороге, его увидели (а он стал тонок,
как зубочистка), и люди смотрели на него. И пришел староста рынка и
отстранил от него людей и сказал: «Я стяжаю рай благодаря этому бедняге,
ведь когда его снесут в больницу, его убьют в один день».
И он велел своим молодцам отнести Ганима, и его снесли в его дом, и
староста постлал ему новую постель и положил новую подушку и сказал сво-
ей жене: «Ходи за ним хорошенько!» И она отвечала: «Хорошо, слушаю!» А
затем она подобрала полы своей одежды, и согрела воды и вымыла Ганима и
надела на него рубаху из рубах ее невольниц и дала ему выпить чашку
питья и брызнула на него розовой водой, и тогда Га ним очнулся и жалобно
застонал — он вспомнил свою возлюбленную Куталь-Кулуб, — и его горести
увеличились. Вот что было с ним. Что же касается Кут-аль-Кулуб, то когда
халиф разгневался на нее…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сорок третья ночь
Когда же настала сорок третья она сказала: «Дошло до меня, о ночь
счастливый царь, что Кут-аль-Кулуб, когда халиф разгневался на нее и по-
селил ее в темном месте, провела в таком положении восемьдесят дней. И
случилось так, что в какой-то день халиф проходил мимо этого помещения и
услышал, как Кут-аль-Кулуб произносит стихи, а окончив свое стихотворе-
ние, она сказала: «О мой любимый, о Ганим, как ты прекрасен и как воз-
держна твоя душа. Ты поступил хорошо с тем, кто был злодеем, и охранял
честь того, кто погубил твою честь. Ты охранял его гарем, а он захватил
тебя и захватил твоих близких, но неизбежно и тебе и повелителю право-
верных встать перед праведным судьей, и тебе будет оказана против него
справедливость в тот день, когда будет судьею владыка, — величие и слава
ему, — а свидетелями будут ангелы».
И когда халиф услышал ее слова и уразумел ее сетованья, он понял, что
Кут-аль-Кулуб обижена, и вошел в свой дворец и послал за нею Масрура,
евнуха, и она явилась перед ним, понурив голову, с плачущим оком и пе-
чальным сердцем. И халиф сказал ей: «О Кут-аль-Кулуб, я вижу, ты жалу-
ешься на меня и приписываешь мне несправедливость и утверждаешь, что я
дурно поступил с тем, что хорошо поступил со мною. Кто же тот, кто охра-
нил мою честь, а и подверг его честь позору, я кто охранил мой гарем, а
я его гарем похитил?» — «Это Ганим ибн Айюб, он не приблизился ко мне с
мерзостью или злом, клянусь тебе, о повелитель правоверных», — отвечала
она. И халиф воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Пожелай
от меня, Кут-аль-Кулуб, и ты получишь!» — «Я желаю от тебя моего любимо-
го, Ганима ибн Айюба», — сказала Кут-аль-Кулуб.
И халиф подчинился ее желанию, а она добавила: «И когда он явится, о
повелитель правоверных, подари ему меня». — «Если он явится, я дам ему
тебя в подарок от благородного, который не берет обратно дары», — отве-
чал халиф; и девушка сказала: «О повелитель правоверных, позволь мне по-
искать его, быть может, Аллах соединит меня с ним». И халиф промолвил:
«Делай, что вздумаешь!» И Кут-аль-Кулуб обрадовалась и вышла, захватив с
собою тысячу динаров золотом, и посетила шейхов и раздала за Ганима ми-
лостыню, а на второй день она пошла на рынок купцов и осведомила старос-
ту рынка и дала ему денег, сказав: «Раздай их чужеземцам!» — и ушла.
А в следующую пятницу она пошла на рынок, взяв с собою тысячу дина-
ров, и, придя на рынок золотых дел мастеров и торговцев драгоценностями,
она позвала старосту и, когда тот явился, дала ему тысячу динаров и ска-
зала: «Раздай их чужеземцам».
И надзиратель, то есть староста рынка, посмотрел на нее и спросил: «О
госпожа, не согласишься ли ты пойти со мною в мой дом и посмотреть на
того чужеземцаюношу, как он прекрасен и совершенен?» (А это был Ганим
ибн Айюб, влюбленный, похищенный любовью, но надзиратель не знал его и
думал, что это бедный человек, имеющий долги, чье богатство расхищено,
или влюбленный, расставшийся с любимыми.)
И когда Кут-аль-Кулуб услыхала его слова, ее сердце затрепетало, и
все внутри у нее заволновалось, и она сказала: «Пошли со мною кого-ни-
будь, кто бы доставил меня к твоему дому». И староста послал с нею ма-
ленького мальчика, который привел ее к тому дому, где был чужеземец,
гость старосты. И Кут-аль-Кулуб поблагодарила его за это и, придя к до-
му, вошла в него и поздоровалась с женой старосты, и жена старосты под-
нялась и поцеловала перед нею землю, так как она узнала ее.
И Кут-аль-Кулуб спросила: «Где больной, который у тебя?» И женщина
заплакала и сказала: «Вот он, о госпожа! Клянусь Аллахом, он сын родови-
тых людей и на нем следы благосостояния; вот он, на постели». И Ку-
таль-Кулуб повернулась и взглянула на него и увидела, что это как будто
он самый, но она увидала, что он совершенно изменился и сильно похудел и
отощал, так что сделался, как зубочистка.
И ее охватило сомнение насчет него, и она не была уверена, что это
он, но ее взяла жалость к нему, и она Заплакала и сказала: «Поистине,
чужеземцы несчастны, даже если они были эмирами в своей стране!» И ей
стало тяжело из-за него; хотя она не знала, что это Ганим, сердце ее
из-за него болело. Она приготовила больному питье и лекарство и посидела
немного у его изголовья, а потом она уехала и отправилась во дворец.
И она стала ездить по всем рынкам, ища Ганима, а потом староста при-
вел его мать и сестру Фитну и вошел с ними к Кут-аль-Кулуб и сказал: «О
госпожа благодетельниц, в ваш город пришли в сегодняшний день одна жен-
щина и ее дочь; их лица прекрасны, и на них следы благосостояния, и бы-
лое счастье их ясно видно, но только они одеты в волосяную одежду, и у
каждой из них висит на шее мешок, и глаза их плачут, и их сердца пе-
чальны. И вот я привел их к тебе, чтобы ты их приютила и охранила от ни-
щеты, так как они не достойны нищенства. И мы, если захочет Аллах, вой-
дем из-за них в рай». — «Клянусь Аллахом, господин мой, ты внушил мне
желание увидеть их. Где же они? — спросила Кут-аль-Кулуб. Ко мне их!» —
сказала она старосте, и тот велел евнуху ввести женщин. И тогда Фитна и
ее мать вошли к Кут-аль-Кулуб.
И, увидев их (а они были прекрасны), она заплакала и воскликнула:
«Клянусь Аллахом, это дети благосостояния, на них ясно видны следы бо-
гатства!»
И тут жена старосты сказала: «О госпожа, мы любим бедных и несчастных
ради небесной награды, а этих, может быть, обидели стражники и отобрали
их богатство и разрушили их жилище». И несчастные разразились сильным
плачем и подумали о том, как они были богаты и как стали бедны и пе-
чальны, и вспомнили Ганима ибн Айюба, влюбленного, похищенного любовью,
и, когда они Заплакали, Кут-аль-Кулуб заплакала вместе с ними. И они
сказали: «Просим Аллаха, чтобы он нас свел с тем, с кем мы хотим, это
мой сын, чье имя Ганим ибн Айюб». И, услышав эти слова, Кут-аль-Кулуб
поняла, что эта женщина — мать ее возлюбленного, а другая — его сестра.
И она заплакала так, что лишилась чувств, а очнувшись, она обратилась к
женщинам и сказала: «С вами не будет беды! Сегодняшний день — начало ва-
шего счастья и конец вашего несчастья, — не печальтесь же…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сорок четвертая ночь
Когда же настала сорок четвертая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о
Сорок четвертая счастливый царь, что Кут-аль-Кулуб ночь сказал им: «Не
печальтесь!», а потом она велела старосте взять их к себе в дом и ска-
зать жене, чтобы она свела их в баню и одела в хорошую одежду и заботи-
лась о них и почитала их крайним почетом. И дала ему немного денег. А на
другой день Кут-аль-Кулуб села и поехала к дому старосты и вошла к его
жене, а та поднялась и поцеловала ей руки и поблагодарила ее за милость.
И Кут-аль-Кулуб увидела, что жена старост сводила мать Ганима и его
сестру в баню и переменила бывшую на них одежду, и следы благосостояния
стали видны на них.
И она посидела, разговаривая с ними, некоторое время, а потом спроси-
ла жену старосты о больном, который у нее, и когда та ответила: «Он в
том же положении», Кут-аль-Кулуб сказала: «Пойдемте посмотрим на него и
навестим его».
И она с женой старосты и мать с сестрой Ганима вошли к нему и сели
подле него. И когда Ганим ибн Айюб, влюбленный, похищенный, услышал, что
они упоминают о Кут-аль-Кулуб (а его тело стало худым и кости его раз-
мякли), дух вернулся к нему, и он поднял голову с подушки и позвал: «О
Кут-аль-Кулуб!» И она посмотрела на него и вгляделась и узнала его и
вскрикнула: «Да, о мой любимый!» И Ганим сказал ей: «Приблизься ко мне»,
а она спросила: «Быть может, ты Ганим ибн Айюб, порабощенный, похищен-
ный?» И Ганим отвечал ей: «Да, это я», и тут она упала в обморок, а ког-
да его сестра Фитна и его мать услышали их слова, они вскричали: «О ра-
дость!» — и упали без чувств.
А потом они очнулись, и Кут-аль-Кулуб сказала: «Слава Аллаху, который
свел нас с тобой и с твоей матерью и сестрой!» — и подошла к нему и
рассказала обо всем, что случилось у нее с халифом.
«Я открыла правду повелителю правоверных, и он поверил моим словам и
простил тебя, и в сегодняшний день он желает тебя видеть, — сказала она
и добавила: — Он подарил меня тебе». И Ганим до крайности обрадовался
этому. И Кут-аль-Кулуб сказала им: «Не двигайтесь, пока я не приду», — и
тотчас же, в ту же минуту, поднялась и отправилась во дворец и привезла
сундук, который она взяла из дома Ганима, и, вынув оттуда несколько ди-
наров, дала их старосте и сказала: «Возьми эти деньги и купи для каждого
из этих людей по четыре полных одежды из лучшей материи и двадцать плат-
ков и прочее, что им нужно». А потом она отвела их и Ганима в баню и ве-
лела их вымыть и приготовила им отвары и сок калгана и яблочной воды,
когда они вышли из бани и надели одежды. И она провела у них три дня,
кормя их куриным мясом с отварами и поя их водою с очищенным сахаром, а
через три дня душа вернулась к ним, и она свела их в баню вторично и,
когда они вышли, переменила на них одежду и оставила их в доме старосты,
а сама уехала во дворец.
И она попросила у халифа разрешения войти, и халиф позволил ей, и,
войдя, она поцеловала перед ним землю и осведомила его об этом деле и о
том, что появился ее господин, Ганим ибн Айюб, влюбленный, похищенный, и
его мать и сестра тоже явились.
И, услышав слова Кут-аль-Кулуб, халиф сказал евнухам: «Ко мне с Гани-
мом!» И Джафар отправился к нему, а Кут-аль-Кулуб опередила его и, войдя
к Ганиму, сказала ему: «Халиф послал к тебе и требует тебя пред лицо
свое». И она научила его быть красноречивым в речах и укрепить свою душу
и говорить мягко, и одела его в роскошное платье и дала ему динары во
множестве и сказала: «Будь очень щедр к приближенным халифа, когда бу-
дешь входить к нему».
И вдруг Джафар приблизился к нему на своем нубийском муле, и Ганим
поднялся и встретил его и приветствовал и поцеловал перед ним землю, и
звезда его счастья появилась и засияла. И Джафар взял его, и они долго
ехали, он и Джафар, пока не вошли к повелителю правоверных. И когда они
предстали перед ним, Ганим взглянул на везирей, эмиров» придворных, на-
местников, вельмож правления и обладателей могущества и высказался нежно
и красноречиво, а затем он взглянул на халифа и, склонив голову к земле,
произнес такие стихи:
«Да будешь жив, о владыка высший саном,
Чьих подарков ряд и даров течет чредою!
Не хотят они никого другого из кесарей
Видеть в месте сем, ни владык дворца Хосроев [80],
И цари слагают в пыли порогов палат его,
При приветствии, драгоценные короны,
А когда посмотрят они глазами в лицо ему,
Припадают в страхе к земле они брадою.
И приносят им заодно с прощеньем хоромы те,
И высокий чин, и султана сан преславный.
Для войск твоих тесны пустыни и мир людей —
Так разбей же лагерь в высотах ты Сатурна.
Да хранит тебя повелитель всех своей силою —
Ты душою тверд и в делах своих расчетлив.
И всю гладь земли ты покрыл справедливостью,
И равняешь ею и дальних ты и близких».
И когда он окончил свои стихи, халиф возвеселился, и ему понравилось
красноречие языка Ганима и нежность его выражений…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сорок пятая ночь
Когда же настала сорок пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о
счастливый царь, что халифу понравилось красноречие и стихи и нежность
выражений Ганима, и он сказал ему: «Приблизься ко мне!» И когда Ганим
приблизился, халиф молвил: «Изъясни мне твою историю и осведоми меня о
твоем деле». И Ганим сел и рассказал халифу о том, что случилось с ним в
Багдаде; как он спал в гробнице и взял сундук у негров, когда они ушли,
и поведал ему обо всем, что случилось, с начала до конца, — а в повторе-
нии нет пользы.
Халиф, узнавши, что Ганим говорит правду, наградил его и приблизил к
себе и сказал: «Очисти меня от ответственности!» И Ганим снял с него от-
ветственность и сказал: «О владыка султан, поистине раб и то, чем владею
и его руки, принадлежат господину его». И халиф возрадовался. А потом он
велел отвести Ганиму дворец и назначил ему выдачи и жалованья и дары
многие, и затем перевел его туда и перевел его сестру и мать. И халиф
прослышал о сестре его, Фитне, что она по красоте — искушение, и посва-
тал ее у Ганима, а Ганим сказал ему: «Она твоя служанка, а я твой раб».
И халиф поблагодарил его и дал ему сто тысяч динаров. И он вызвал свиде-
телей и судью, и обе записи написали в один день, то есть запись халифа
и Фитны и запись Ганима ибн Айюба с Кут-аль-Кулуб. И халиф с Ганимом
вошли к своим женам в одну и ту же ночь. А наутро халиф приказал занести
в летопись все, что случилось с Ганимом по его рассказу, с начала до
конца, и на вечные времена сохранить в казне, чтобы читал тот, кто при-
дет после него, и изумлялся бы превратностям судеб, и вручил бы дела
свои творцу ночи и дня.
Но это нисколько не удивительнее повести о царе Омаре ибн ан-Нумане и
его сыне Шарр-Кане, и другом его сыне, Дау-аль-Макане, и о случившихся с
ними чудесах и диковинах».