Журнал «Красивая жизнь» № 4, 2011 г.
Во всем мире мальчишки и девчонки читают одни и те же сказки, любят одних и тех же героев и обязательно разглядывают рисунки, ведь без них у книжки нет души. Язык общения тут значения не имеет, потому что детские иллюстрации интернациональны и понятны без слов. «Поймать» Максима Митрофанова, известного московского художника-иллюстратора, практически невозможно. Вечно работающий, неунывающий, участвующий в различных проектах и выставках востребованный художник! И все-таки мне повезло: на выставке московских иллюстраторов, проходившей в Таллиннском Доме детской литературе, я не только увидела чудесные, излучающие радость и свет рисунки Максима, но и взяла у него интервью.
— Обычно родители пытаются воплотить свои несбывшиеся мечты в собственных чадах. Профессия художника — ваш самостоятельный выбор? Или подсказку дали родители?
Максим Митрофанов
— Когда у маленького ребенка отчетливо проявляются какие-то способности, родители начинают им гордиться и стремятся эти способности развивать всеми возможными способами. Мои родители тоже пытались меня развивать, обучая в различных студиях и кружках, где я не задерживался надолго по понятным причинам. Расскажу два очень показательных случая из моей жизни. Одно время меня возили на стадион «Динамо» заниматься фигурным катанием в «Школу олимпийского резерва» известного тренера Елены Чайковской. Я ходил в группу для самых маленьких. Мы тренировались на катке, раскрашенном разметкой для игры в хоккей. Не могу сказать, что катание на коньках меня захватило. Пока другие ребята воодушевленно накручивали круги, делали «пистолетик» и «ласточку», я при любой удобной возможности плюхался на лед, откалывал острием конька красные и синие льдинки от разметки и пытался рисовать ими, как цветными мелками, причудливые узоры на белоснежном ограждении. В конце концов, терпение у тренера лопнуло, и меня за шиворот выволокли с катка, вручили маме и порекомендовали отдать в маляры.
— А что за вторая история?
— Она произошла, когда я пошел заниматься музыкой. На уроке сольфеджио весь класс тщательно выводил ноты в тетрадях, а я опять предавался свободному полету. По нотным линейкам у меня бегали, лазали и веселились человечки и ноты с пририсованными ножками и ручками. Когда учитель увидел эти художества, он также не стал со мной церемониться… Рисовал я всем, что попадало под руку. И на всем подряд. Знакомые нашей семьи дарили мне карандаши, фломастеры, краски, кисти, альбомы. В пять лет я уже смело рисовал гуашью на больших ватманских листах портреты и сказочные сюжеты к книгам, которые мне читали. Конечно, это были абсолютно детские наивные работы, но, как известно, в детских рисунках есть своя прелесть.
— Участвовали в конкурсах рисунков?
— Мои картинки приводили взрослых в восторг, и маме посоветовали показывать мои работы на выставках детского рисунка. Она так и сделала. На одной из выставок меня наградили. Какой-то художник, приглашенный в жюри (к сожалению, я не знаю его имени), настоятельно порекомендовал отдать меня в Краснопресненскую детскую художественную школу. По его совету родители отвели меня на экзамены, и я проучился в этой самой школе все десять лет. Но до поступления в школу произошел еще один случай, который окончательно повлиял на решение родителей учить меня рисованию серьезно. В те годы по телевизору шла популярная передача «Выставка Буратино». На эту программу дети присылали рисунки. Самые интересные показывали и обсуждали. Мама тоже отправила мои работы — и их показали! Мало того, в одной из центральных газет напечатали заметку о той передаче, где было написано и про мои рисунки. Представляете, меня даже назвали «талантливым московским художником». Смешно! Мне было тогда шесть лет, и газеты меня мало интересовали. А вот то, что Буратино смотрел мои работы по телевизору, а потом еще прислал мне письмо на специальном бланке, очень порадовало. Ведь в детстве Буратино был моим любимым сказочным героем! В художественной школе я оказался в окружении таких же «талантливых московских художников», как и я, в некоторые были способнее. Я учился наравне со всеми, овладевал навыками мастерства, экспериментировал. И мне это безумно нравилось. Но я не стремился посвятить себя путешествиям в неизведанные дали, дрессировке диких зверей или ловле шпионов, о чем грезили многие мальчишки моего поколения. Мне нравилось рисовать, и я всегда хотел быть художником. Так что у моих родителей просто не было выбора.
— Максим, вы росли в творческой семье?
«Калиф-аист»
— В семье, где не было людей творческих профессий. Правда, мама неплохо рисовала, а бабушка самым тесным образом была связана с книгой, открытками и плакатом. Она работала начальником ОТК в типографии «Красный пролетарий». Это такой человек, который следит за качеством всей выпускаемой продукции. Помимо портретов вождей и поздравительных правительственных открыток, типография печатала и иллюстрированную художественную литературу, которую планировали отправлять на международные книжные ярмарки и конкурсы. Печать этой типографии в то время считалась очень высокого качества. Поэтому моей бабушке приходилось встречаться и работать с художниками, которые, как известно, очень трепетно относятся к тому, что выходит из их рисунков в печати. Видимо, она умела находить с ними общий язык и добиваться, чтобы иллюстрации получались на должном уровне. У нас дома хранятся книги, на которых Кукрыниксы, Бисти и другие художники оставили слова благодарности. Так что иллюстрация меня сопровождала с самого детства.
— Кто из педагогов оказал на вас непосредственное влияние?
— Краснопресненская детская художественная школа — замечательное место! Там всегда царила творческая атмосфера. Сейчас жизнь меня часто сталкивает с разными людьми, которые, как выясняется при общении, учились именно в этой школе. Даже если они не стали художниками, то все равно сохранили в себе творческую жилку, индивидуальный взгляд на мир. С третьего по шестой класс в общеобразовательной школе у меня начинались уроки во вторую смену, поэтому в художественную приходилось ездить рано утром. Тогда я попал в класс к Иродову Юрию Саввичу. Но главное, что на дом он нам не задавал рисовать бесконечные натюрморты и виды из окна. Этим мы прекрасно могли заниматься и на занятиях под его четким руководством.
Юрий Саввич постоянно читал нам книги и просил, чтобы мы дома делали композиции на заданные темы. Мы приносили ему свои работы, он их очень внимательно разбирал, анализируя недостатки и достоинства. Мы рисовали композиции на разную тему, пробовали всевозможные техники исполнения. Он сумел заразить нас работой над сюжетом! Так продолжалось три года, пока расписание в общеобразовательной школе не поменялось. Я вернулся в родной класс. Помню, в старших классах Юрий Саввич какое-то время заменял нашего преподавателя и опять читал, читал… Педагогом он был замечательным. Наверное, еще могу назвать трех человек, которые особенно повлияли на мои взгляды на искусство, работу в книге и жизнь вообще. Это Леонид Викторович Владимирский, проиллюстрировавший любимую книгу моего детства, он же мой первый серьезный учитель. Ника Георгиевна Гольц. Для меня ее работы — эталон безупречного вкуса и высочайшей культуры, ВЕРШИНА, к которой надо стремиться! Очень тонкий, ни на кого не похожий художник. Еще мне повезло, что в нашем институте преподавал доктор искусствоведения, профессор Виталий Серафимович Манин. Вот, кто умеет заставить думать, анализировать, смотреть на одну и ту же вещь с разных сторон.
— Почему вас привлекает именно детская тема?
— Наверное, все зависит от возраста души. Биологический возраст — это одно: он никого не щадит. А вот возраст, на который мы себя чувствуем, еще долго позволяет нам оставаться молодыми душой. Хотя я встречал и маленьких старичков. Лично я, с виду вполне солидный дядечка, ощущаю себя не старше одиннадцати лет. Я себя очень комфортно чувствую, когда погружаюсь в работу над книгой для детей. Мне нравится разная детская литература, но самому интересней работать с книгами, где есть волшебство, в которых много всего придуманного!
— Не случайно серия оформленных вами книг называется «Волшебство»: иллюстрации к «Щелкунчику» Гофмана, «Звездному мальчику» Уайльда, «Маленькому Муку» Гауфа и «Госпоже Метелице» братьев Гримм. И все-таки одни из любимых детских произведений, проиллюстрированных вами — «Алиса в стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла. Почему?
— В детстве книги про Алису, что жили у меня дома, были очень скудные по оформлению: практически все иллюстрации черно-белые. Только в одном томе «Библиотеки мировой литературы для детей» было три вклейки с цветными рисунками к Алисе, выполненные Александром Кошкиным. Они мне очень нравились, но часто сокрушался, что рисунков так мало. Мне казалось, что мир Алисы должен быть непременно многоцветным. Поэтому, когда я начал рисовать свою страну Чудес, уже точно знал, что она станет яркой и насыщенной, как цветной сон ребенка. Такой, какой мне хотелось видеть ее в детстве.
— Кэрролл, как известно, написал свою книгу о маленькой десятилетней соседке. Менее известно, что первый иллюстратор «Алисы» Джон Тенниел, в свою очередь, нарисовал свою соседку — тоже десятилетнюю девочку. С кого рисовали Алису вы?
— Среди всех персонажей книги образ Алисы, по-моему, для художника самый сложный. Изначально я вообще хотел нарисовать Алису как можно условнее. Полупрозрачным силуэтом, с чуть угадывающимися чертами. Думал сделать ее малозаметной на фоне яркого сна. Пассивной наблюдательницей за чехардой, творящейся вокруг. Показать контраст между реальной девочкой и сказочным миром. Пусть читатель сам додумывает образ, близкий именно ему. Тем более, что по сюжету Алиса то раскладывается, как подзорная труба, то уменьшается, а то ее шея растет и изгибается, как змея. В этих ситуациях мне хотелось избежать так называемой физиологичности. Но издатели попросили, чтобы Алиса была равнозначна всем остальным героям книги. Пришлось везде прорисовывать девочку. Кстати, в некоторых рисунках все же сохранился намек на прозрачность. Например, там, где Алиса плывет в море слез или падает в кроличью нору. Зато в работе над остальным персонажами у меня была полная свобода! Среди них действительно можно найти моих реальных знакомых. Особенно в Зазеркалье.
— В чем же, на ваш взгляд, заключается феномен Алисы?
— Мне повезло, что довелось поработать с этими литературными произведениями. Кэрролл создал удивительную книгу, которую читают и будут читать во всем мире еще не одно десятилетие. История настолько магическая и неоднозначная, что каждый может найти в ней что-то свое. Для самовыражения художников — это очень благодатная почва. Мне кажется, любой иллюстратор может оформить данную книгу в близкой ему стилистике, и всегда это получится интересно и убедительно, потому что у каждого своя страна Чудес! Вот он, феномен Алисы.
— Книги каких авторов вам хотелось бы проиллюстрировать?
— Профессия иллюстратора тем и хороша, что для воплощения его идей не нужны большие помещения, строительные материалы и дорогостоящие технологии. Вооружившись карандашом и положив альбом на колени, можно на небольшом листке бумаги создать целый мир! Если я хочу нарисовать иллюстрации к понравившимся произведениям, никто не может запретить мне это. Сажусь и рисую. Заказ от издательства не обязателен. Так я сделал иллюстрации к книгам многих хороших авторов, например, к «Хроникам Нарнии» Льюиса и «Пеппи Длиныйчулок» Линдгрен. Другой вопрос, издадут ли эти работы когда-нибудь? Кстати, Алису я сначала тоже рисовал для себя, а не так давно обе книги с приключениями Алисы напечатали в моем оформлении. Вообще меня вдохновляют многие авторы. Но есть заказ или нет — для художника не помеха. Желание рисовать сильнее тебя!
