Однажды в сказке

Автор Мария Скаф

Мы знаем немало примеров произведений, в которых текст и изображение сцеплены так плотно, что в принципе невозможны один без другого. Это артбук, визуальная поэзия, комикс, манга, графический роман и, разумеется, книжка-картинка — жанры, построенные на постоянном взаимодействии словесного и визуального; жанры, чья поэтика основывается на столкновении, на напряжении этих полей.

Quentin Gréban «Oops!»

На западе такие работы обозначают общим термином «визуальный нарратив», тем самым объединяя и литературно-визуальные произведения, и истории без текста в принципе. В отечественных исследованиях (к сожалению, крайне малочисленных) встречается термин «визуальная литература», который подчеркивает возможность существования и ненарративных произведений (скажем, иллюстрированных сборников стихов или шуточных работ Квентина Гребана и Жиля Башле).

Нужно понимать, что объединение этих жанров в отдельный вид искусства, намерение исследовать секвенциональные работы, книжки-картинки, артбуки и прочее в связке — шаг в какой-то степени революционный, так как большинство исследователей инерционно продолжает распределять изотексты по традиционным разделам, относя книжку-картинку к детской литературе, а комикс — к последовательному искусству, даже несмотря на то, что между «Кельвином и Хоббсом» и «Там где живут чудовища» очевидно куда больше общего, чем между Сендаком и, скажем, Ульфом Старком.

Maurice Sendak «Where The Wild Things Are»

При этом медлить и не совершать этот шаг, кажется, уже невозможно — размытие границ между жанрами приводит к тому, что без комплексного рассмотрения мы просто не сможем полноценно прочесть представленные нам работы.

Тому есть несколько причин. В первую очередь дело в интертекстуальных связях. В своих работах художники детской книги ссылаются на комиксы чаще, чем на классические живописные полотна (хотя, казалось бы, это — один из самых распространенных источников для аллюзий). Для иллюстратора, особенно западного, чье детство в равной степени состояло из Эрика Карла и Эрже, вообще не существует специфически комиксового и специфически книжно-картинного культурного поля — есть лишь одно общее визуально-текстуальное пространство, из которого авторы черпают свои идеи. Конечно, можно читать «In the Night Kitchen» Сендака не будучи знакомым с «Малышом Немо в Сонной стране», но по сути это означает игнорировать авторский замысел, построенный на визуальном диалоге с МакКеем.

Winsor McCay «Малыш Немо в Сонной Стране»

Во-вторых, важно помнить об инструментарии. Современная книжка-картинка охотно пользуется приемами комикса совершенно этого не стесняясь. Петр Сис, Мо Виллемс, Свен Нурдквист, и многие, многие другие постоянно используют баблы, линии движения, фреймы и межфреймовое пространство. Как не существует отдельного культурного поля, так нет и специфического комиксового инструментария. Художник детской книги берет то, что необходимо, совершенно не заботясь, откуда оно взялось под рукой, и нам важно уметь понимать и различать все эти инструменты.

И, наконец, семиотическая система. И комикс, и книжка-картинка на равных, постоянно и взаимосвязано используют и иконические, и конвенциональные знаки. Более того, на стыке иконической и конвенциональной систем образуются над-знаки — те, чье значение выражено частично текстом, частично картинкой. Обычные книжки с иллюстрациями не создают подобного взаимодействия, это — специфическая черта именно визуальной литературы, требующая пристального изучения. Разумеется, тоже комплексного.

Таким образом, кажется, что изучать книжки-картинки без оглядки на комикс, а графические романы — помня лишь о манге, вредно и бессмысленно. Все равно, что смотреть на картину, закрыв пол полотна или никогда не дочитывать до конца интересные книги. Вот почему начинание «Картинок и разговоров» — важно: портал, говорящий о детских книгах, включает комикс в область своих интересов, знаменуя тем самым начало нового этапа изучения визуальной литературы.

В этом смысле выход на русском первого тома делюкс издания «Сказок» — особо удачный повод. Графический роман Билла Уллингема и Марка Бакингема[1] — тоже про пересечение границ: между мирами, между возрастными категориями, между жанрами.

Это история про сказочных героев, проигравших войну Врагу, сбежавших в Нью-Йорк и основавших там своеобразное гетто Сказкитаун [2], где Белоснежка — помощник мэра, а Большой Злой Волк — шериф, срисованный с детективных голливудских историй 70-х. Переосмысление мифов и сказок — тема благодатная и популярная. Тут и Гейман с «Американскими богами» и «Сыновьями Ананси», и бесконечные сериалы вроде «Гримма» и «Однажды в сказке» (которые, собственно, изначально планировались как попытки экранизировать комикс Уллингема), и, само собой, серия детских книг «Сестры Гримм».

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

Причины популярности направления кажутся очевидными. Во-первых, сказки универсальны. Большая часть западного мира так или иначе читала/смотрела «Белоснежку», «Золушку» и «Спящую красавицу». Большая часть западного мира оценит комизм ситуации, наблюдая, как Златовласка борется за права зооморфных жителей Сказкитауна [3], а Пиноккио триста лет проклинает Голубую фею, сделавшую его настоящим мальчиком, который так и остался всего лишь мальчиком (и триста лет не может вырасти и «кому-нибудь засадить»). Уллингем с большим энтузиазмом занимается перестройкой сказочных судеб и очеловечиванием сказочных персонажей. Часто выходит очень смешно.

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

Впрочем, у очеловечивания, то есть по сути наделения героев сложным, неоднозначным характером, есть и другая — довольно трагическая — сторона. Быть сказкой — плоской иллюстрацией из сборника, оформленного Рэкхемом, — всегда проще. Быть реальной Белоснежкой — заложницей семи гномов, сильной и одинокой женщиной в разводе, матерью-одиночкой, старшей сестрой кошмарной, эксцентричной особы, — гораздо сложнее. Уллингем всегда идет до конца, лишая персонажа любой сказочной схематичности, идеализированности, щедро одаривая героев житейскими и экзистенциальными проблемами. За сто пятьдесят выпусков герои успевают решить (или не решить) не один конфликт отцов и детей, преодолеть чувство долга или, напротив, научиться ему следовать, развить (или развалить) не одни романтические отношения, справиться с бедностью, нелепыми законами, дискриминацией, депрессией и лишним весом.

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

В какой-то момент начинает казаться, что сказки, погрязшие в обычной нью-йоркской сутолоке — такой своеобразный способ заигрывания с читателем. Уллингем изначально уничтожает всякую дистанцию между сказочным героем и обычным человеком, позволяет приблизиться к Белоснежке и Прекрасному принцу, почувствовать себя одним из них, а затем, когда события накаляются и герои внезапно демонстрируют свои выдающиеся, сказочные способности, читатель уже не может и не хочет дистанцироваться, воспринимая совсем неординарные мужество, проницательность и отвагу как нечто само собой разумеющееся, присущее каждому, в том числе и ему.

Впрочем, здесь, пожалуй, следует заметить, что этот прием работал бы еще лучше, если бы Уллингему удалось хоть немного снизить пафос: сражения героев за звание альфа-самца иногда приобретают комический оттенок просто потому, с какими убийственно серьезными лицами они несут в процессе патетическую чушь (с другой стороны, нет никакой гарантии, что Уллингем не планировал такого эффекта).

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

Однако, новые грани персонажей, знакомых с детства — это далеко не все, что заслуживает внимания в «Сказках». Очень важно еще и то, что перед нами чрезвычайно популярный, но тем не менее довольно редкий в наши дни стопроцентный, полноценный эпос. Не сериал, сродни десятилетиями выпускающимся историям о Мстителях, не объемный роман в духе «Сэндмана», а настоящая сага, затрагивающая историю нескольких поколений самых разных семей. Жизнь Белоснежки, ее детей, а затем и внуков в изгнании, в гетто, в гетто внутри гетто, во время войны, междоусобицы и конца света — лишь основная сюжетная нить, параллельно с которой тянутся истории героя войны Пастушка, который не хотел воевать, Красавицы и Чудовища, которые спустя триста лет все еще учатся любить друг друга, Принца-лягушки, Джеппетто, Синей Бороды и многих, многих других.

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

При таком разнообразии сюжетных линий неудивительно, что Уллингем не стремится к жанровой строгости. То, что начинается как нуарная новелла в духе «Блэксада», успевает побыть и «Войной и миром», и «Унесенными ветром» и даже «Великим Гетсби» в какой-то момент. Уллингем с радостью игнорирует всякие жанровые границы, переходя от детектива к фэнтези, от любовного романа — к эпосу о Гильгамеше, и от романа взросления — к постмодернистскому фарсу в духе «t» Пелевина.

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

Постмодернистский настрой текста, впрочем, ощущается на протяжении всех ста пятидесяти выпусков (и это в дополнение к тому, что идея с переложением сказок сама по себе основана на постмодернистской деконструкции). Авторы, будучи, очевидно, людьми весьма начитанными, с большим удовольствием добавляют истории дополнительных смыслов за счет аллюзий и иконографических связей, образуя классический палипмсест. Так, в мрачные времена, когда Сказкитаун ждут особенные потрясения, главным героям является насаженная на кол говорящая свиная голова прямиком из «Повелителя мух». Причем первоисточник особенно очевиден, если сравнить портрет Бакингема с обложкой «Повелителя», оформленной Полом Хогартом в 1990-м году (художник был первым, кто вынес на обложку собственно свиную голову). Другой прекрасный пример — фактически целиком вписанная в сюжет[4] пьеса Артура Миллера «Суровое испытание», рассказывающая о судах над Салемскими ведьмами (и в обработке Уллингема обретающая совсем иные черты).

Обложка Пола Хогарта к «Повелителю мух» (справа) и портрет Бакингема

Все это, безусловно, приятная интеллектуальная игра, однако в «Сказках» у нее есть еще одна важная функция. Изотекст, построенный на заимствованиях из детских книг, заимствуя из мировой классики взрослой литературы, ставит знак равенства между этими, крайне редко пересекающимися областями. Это такой очень правильный и хороший жест легитимизации детской литературы, традиционно находящейся если не на ступеньку ниже взрослой, то уже точно за пределами круга чтения и вообще культурного поля взрослого читателя.

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

С визуальной составляющей романа так же есть несколько интересных моментов.

Начнем с самого начала, то есть с обложек. В обычном режиме обложки комикса имеют чуть более расширенный функционал, чем обложки иллюстрированных книг. Они так же работают над привлечением внимания читателей и несут функцию своеобразного резюме. Однако обложка комикса, выполненная не основным художником, а специальным оформителем, это еще и дополнительный ракурс, которого, как правило, лишены книжки-картинки — что-то вроде мини-рецензии, оформленной языком живописи, ненавязчивый взгляд со стороны. В случае же со «Сказками» эти рецензии и вовсе становятся частью основного повествования: сто пятьдесят выпусков в делюкс издании будут занимать пятнадцать томов, где каждый том включает в себя все промежуточные обложки, помещенные под один переплет с общим изотекстом. В таком виде промежуточные обложки служат еще и разделительной полосой между выпусками, своеобразной цезурой в тянущейся истории. Но и это еще не все. Полноценный американский графический роман (тем более, такой объемный, как «Сказки») традиционно довольно схематичен. Так происходит не только из-за энергозатратности детальной прорисовки в условиях, когда каждый новый выпуск должен выходить в строгий и довольно ограниченный срок, но еще и потому, что условность изображения в американском комиксе — принцип, задекларированный еще Скоттом Маклаудом и с тех пор редко подвергаемый сомнениям[5]. В этой связи обложка становится еще и способом добавить объема изображаемой реальности, индивидуальности персонажам, настроения и цвета всей истории.

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

Вплоть до 81-ого выпуска обложки «Сказок» оформлял небезызвестный Джеймс Джин, покинувший впоследствии индустрию комиксов ради сольной дизайнерской карьеры (и прославившийся работой для Prada и авторской шелкографией). Его обложки — действительно произведение искусства: помесь лоуброу и фантастического реализма в духе Гигера, максимально точно передающие настрой основного изотекста. Джин всегда очень четко выделяет основную эмоцию выпуска, концентрируясь не на описании действий, но на иносказательной передаче переживаний главного героя. Впоследствии другие оформители обложек — старались ли они скопировать стиль Джина или, напротив, намеренно дистанцировались от манеры предшественника — всегда придерживались той же концепции, вынося на знамя эмоцию, а не действие.

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

Как бы в противоположность обложкам основные иллюстрации очень динамичны. Марк Бакингем — главный художник серии — использует инструментарий классического супергеройского комикса, добавляя сценам экшена и временами откровенно подросткового задора. Впрочем, художник с легкостью переходит к стилистике рыцарского комикса в духе «Принца Веллианта» или нуару, если этого требует атмосфера.

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

Бакингем — несмотря на свое явное увлечение американской традицией комикса — очень английский художник. Животный мир в его изображении ближе к Калдекотту, чем к Фрэнку Куайтли [6], а общая атмосфера, несмотря на сугубо «супергеройский» инструментарий выдает в нем художника, плотно работавшего и с Нилом Гейманом, и с Джейми Делано. Его манера очень проста и лишена каких-то особенных визуальных решений. В одном из интервью Бакингем рассказывает, что изначально ему очень нравилось экспериментировать с различными текстурами и тонами, однако со временем он сознательно отказался от этих элементов. Тогда появились узкие полосы по краям страницы, заполненные символическим орнаментом, которые стали как бы ключом к стилю «Сказок». Вообще, внимание к мелочам для Бакингема становится определяющим методом: в разрешенном, свободном от символов пространстве аккуратно вписанные детали производят куда больший эффект. Большой Злой Волк, уже будучи человеком, отбрасывает волчью тень, внуки Старухи-из-башмака прячут оружие в ящике для игрушек, костюм прислуживающего Принцу-лягушке рыцаря выглядят как чешуя амфибии. Такие рифмы-намеки для художника гораздо важнее, чем сложная система фреймов, насыщенный визуальный ряд, затрагивающий даже межфреймовое пространство или сложные ракурсы[7]. В какой-то степени именно создаваемое при этом ощущение «старого-доброго комикса» (или старой-доброй сказки) делает «Сказки» весьма жизнеутверждающей историей, несмотря на трагические судьбы многих персонажей.

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

В этом смысле «Сказки» намного ближе к своему детско-сказочному первоисточнику, чем многие детские книги. Несмотря на боль, страдания и смерть (а так же крепкие выражения и рассуждения о политике), которые так часто встречаются на страницах романа, в «Сказках» действует принцип высшей справедливости, по которому каждый герой будет награжден по заслугам. И так комикс становится настоящей сказкой.

Bill Willingham, Mark Buckingham «Fables»

[1] — к сожалению, перевод «Азбуки» имен и фамилий авторов комикса нарушает все мыслимые фонетические нормы, поэтому мы, кажется, вправе его игнорировать.

[2] — подробно об особенностях отечественного перевода рекомендую посмотреть поучительное видео вот здесь https://vk.com/video-77815261_172007360?list=6be5bbd6e614c1f177

[3] — отечественному читателю доступна еще и дополнительная радость, если он вспомнит о знаменитой акции группы «Война» «Е***сь в защиту медвежонка»: Златовласка использует секс с младшим из трех медведей, как политическое заявление: «Медведь, человек или еж — не имеет значения — даже в самых интимных сферах, — или мы все угнетатели».

[4] — не в основные сто пятьдесят выпусков, а в приквел «Волк среди нас».

[5] — при этом, к счастью, игнорируемый европейскими художниками, см. например, изданного той же «Азбукой» «Блэксада» — потрясающе детальные акварели в духе скетчей Фабриса Моро.

[6] — художник «We3» — пародии на детское кино в духе «Дороги домой», в которой домашние питомцы, насильно превращенные в убийц-киборгов, отчаянно желают вернуться к хозяевам.

[7] — в качестве примера использования всех этих приемов одновременно см. «Лечебницу Аркхем» Гранта Моррисона и Дэйва Маккина.

Опубликовать в Facebook
Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Яндекс

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *